Пт, 29.03.2024, 12:39
Приветствую Вас Гость | RSS
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Свердловский областной Башкирский Центр

Башкирские народные песни

Башкирские народные песни 

  У башкирского народа было бесценное богатство, в правдивость которого верил каждый; богатство, не отраженное ни в каких ведомостях, а живущее с самим народом и в самом народе; богатство вдохновляющее, с верой в будущее, это – песня народная,
  Венгерский ученый Вильгельм Проле, собиравший в 1901 году в Башкирии народные песни, пришел к заключению, что «башкиры известный как поэтически и музыкально высокоталантливый народ, и их песни поются повсюду в соседних областях».
  В башкирском фольклоре чрезвычайно богато представлена народная песня (йыр). Являясь сокровищницей башкирской музыкально-поэтической культуры, песни, наряду с кубаирами и эпическими поэмами, занимают выдающееся место в художественном творчестве народа. Содержание башкирского устного народного творчества, особенно песен, как эпических, так и лирических, представляет собой, в сущности, опоэтизированную историю и быт народа. В них в наиболее совершенной художественной форме выражен национальный характер народа, раскрыт высокий уровень его музыкально-поэтического творчества.
  В народной песне, целостность которой достигается синтезом поэтического текста и мелодии, заложена особая сила идейно-эстетического воздействия. Русские краеведы и этнографы, интересовавшиеся бытом и культурой башкир, высоко оценили их музыкально-поэтическое творчество. Музыкант-этнограф С. Г. Рыбаков, который в конце XIX в. очень много сил вложил в собирание и изучение башкирских народных песен, писал, что они «музыкальны, эффектны и дышат какой-то особенной ширью и размашистостью; веет от них своеобразной прелестью и чувствуется стремление к чему-то неопределённому, мечтательному… В содержании башкирских песен заметен элемент житейской философии, склонность к философским взглядам на вещи».
По своей тематике и содержанию старинные башкирские народные песни чрезвычайно богаты и разнообразны. Можно сказать, что все или почти все они, по всей вероятности, созданы в период, охватывающий XVII – XIX века. Более древние песни (точнее – поэтические тексты песен) трудно установить: они просто не дошли до нас, а если и дошли, то в процессе различных изменений потеряли признаки конкретной эпохи, стали неузнаваемыми. Такое же явление наблюдается и в татарских песнях. Как справедливо заметил Г. Тукай, в песенном репертуаре татарского народа «нет ни одной песни, которую пели бы в языческие эпохи. Похоже, что все наши песни созданы после принятия ислама».
  Башкирские народные песни можно разделить на следующие группы: 1) исторические песни: об исторических событиях и личностях; о местных правителях и других начальниках; 2) о жизни и быте; о родной стороне; 3) о ссыльных и беглецах; 4) о любви и женской доле; 5) обрядовые песни; 6) шуточные песни; 7) плясовые песни (такмаки).
  Следует оговориться, что понятие «историчность» относится не только к собственно историческим песням. Историчность в той или иной мере присуща всем песням, потому что они, к какой бы группе не были отнесены, – плод определенного исторического отрезка времени. В песне так или иначе отразились особенности социально-политической и культурно-бытовой жизни определенной эпохи, в ней выражены характерные для своего времени переживания и мечты человека, его взгляды и отношение к жизни. С этой точки зрения все песни, который заслужили право сохраниться в памяти народа, переходить от одного поколения к другому, – исторические.
  Каждое значительное историческое событие и причастные к нему личности находили свое отражение в песнях. И. И. Лепехин писал, что он с удовольствием слушал певца, который «пел славные дела своих предков, между коими Алдар, Карасакал, Кильмяк, Кусюм и прочие». Эти песни не дошли до нас.
  В центре музыкально-поэтического творчества находятся исторические песни, образы которых прямо или косвенно отражают героику и трагизм многочисленных попыток вольнолюбивого народа добиться освобождения от социально-колониального гнета. Так, в народной песне «Урал», насыщенной глубоким драматизмом, в ярких образах рассказывается о том, как беспощадно подавлялись выступления трудовых масс против поработителей:

Урал ты мой, когда в твоих лесах
Срезаю прут, чтоб погонять коня,
Батыров кровь, погибших в битвах,
Из-под ножа стекает у меня.

  Песню «Урал», являющуюся высоким образцом народного мелоса и поэтической образности, иногда называют «Ете ырыу» («Семирод»). Дело в том, что Иван Грозный, после присоединения башкир к Русскому государству, дал им грамоту на пользование землями и водами. На основе царской грамоты башкиры поделили землю на семь родов. Именно это историческое событие отражала песня. Но впоследствии, когда в XVIII веке началось разорение башкирских земель и колонизация края, содержание песни претерпело изменения, но, сохранив свою прежнюю мелодию, она стала называться «Урал».
  В исторических песнях обличаются бесчинства и произвол царских «усмирителей», жестоко подавлявших освободительное движение народа. Особый интерес представляет песня «Тевтелев» (Тафтилляу). Мирза Кутлумухамет (после принятия христианства Алексей Иванович Тевкелев, царский сатрап, отличился неслыханной жестокостью в подавлении башкирского восстания 1735 – 1736 годов: он применял массовые казни, дотла сжигал аулы, за что получил повышение в чине. Об этом и говорится в песне. Народ выразил в ней свою ненависть и презрение к кровожадному душителю свободы и навеки проклял его имя:

Покрыл лицо утеса чёрный лес, Слова проклятья врезал я в скалу .-
Под ветром он ревет порой ночной. Пускай же их прочтёт потомок мой.

Перевод И. Гизатуллина

  Но казни и поджоги не могли остановить борьбу, подавить стремление вольнолюбивого народа к свободе. Даже в такой обстановке народ сумел сберечь и сохранить оптимизм и веру в свою правоту:

Через кипучую Агидель Надежду мужчин-джигитов
Не найдут Тевкелевы брод, Тевкелевы не погасят.


  Если в одних исторических песнях звучит великая ненависть к самодержавному режиму, душителям освободительной борьбы и местным башкирским феодалам, натравившим колонизаторов на «благословенную и цветущую Башкирию», по словам Д. Н. Ма- мина-Сибиряка, то в других выражена безграничная народная любовь, воспета слава самоотверженным батырам-вождям народных масс, вставшим во главе их справедливой борьбы. Многие песни посвящены национальному герою Салавату Юлаеву, верному соратнику вождя Крестьянской войны 1773 – 1775 годах Е. Пугачева. Но вследствие запретов и преследований царского самодержавия, карающего за исполнение песен о Салавате как за политическое преступление, далеко не все песни и легенды о нём сохранились, а из кубаиров до нас дошел только один. В очерке «Золотая промышленность Южного Урала», напечатанном в 7-м номере журнала «Русское богатство» за 1895 года один безымянный автор писал, что ему довелось слушать кураиста, исключительного мастера своего дела, и записать у него песни, но услышать песни о Салавате ему так и не удалось. Даже С. Г. Рыбаков не добился полного доверия кураистов. Когда он записывал у них мелодию «Салават», его уверяли, что Салават – это батыр, живший где-то в 27-м кантоне Мензелинского уезда, батыр, командовавшей отрядом в одной из битв с кйргизами.
  Разумеется, никакие запреты и гонения не могли убить в народе память о Салавате. Даже глава следственной комиссии по делу руководителей и видных участников Крестьянской войны П. С. Потемкин был вынужден признаться в своем донесении Екатерине II, что имя Салавата «подлежательно по всей справедливости быть в сердце башкирского народа».
  В песнях о Салавате выражена любовь народа к своему герою, звучит вера и гордость за него; в них проводится идея нерасторжимого единства народа и героя:

Салават опирается на народ, а народ – на Салавата.
Я лук натягивал и стрелу выпускал,
Локтем, упираясь в землю.
Удивительные дела мы делали.
Опираясь на батыра Салавата.


Вот почему с полным правом Салават ставится выше всех существовавших до него героев:

Салавата грозное оружье -
Острая сабля да лук кривой.
Много видали батыров в битвах,
Нет такого, как Салават-герой.


  Батыром среди батыров Салават стал потому, что он в своих действиях опирался на народ, умел руководить им и вдохновлять его. Он первым понял необходимость объединения с русским народом в общей борьбе против бесправия. «Борцом является не тот, кто всех побеждает на свадьбах и иных сборищах, а тот, кто завоюет себе славу умением вести за собой народ и одержать победу над врагами за свободу своей родины», – говорил Салават, и таким был он сам.
  В народной песне Салават и главный руководитель Крестьянской войны Пугачев показаны одинаково грозными для врагов и в такой же степени близкими народным массам. Об этом говорят хотя бы следующие песенные строки; «Пугачев и Салават – предводители народных воинов», «Пугачев и Салават с треском разгромили врага», «Пугачев и Салават – прославленные мужи России», «Как грозный беркут, Салават во главе башкирских войск», «Прекрасный батыр по имени Салават – опора войска Пугачева».
  Песни о Салавате имели в своё время огромное общественно - политическое значение: они вдохновляли народ на ратные подвиги. «Песни про Салавата,- писал Р. Г. Игнатьев, ссылаясь на устные и письменные предания,- воспламеняли мужество воинов, которые радостно шли на бой и не чувствовали ран, а смерть встречали с восхищением».
  В песнях отразились наиболее значительные этапы жизни Салавата: семья и её окружение; Салават – двадцатидвухлетний полководец, пугачевский бригадир; его военные операции; сподвижники героя: Юлай, Кинзя Арсланов, Канзафар Усаев и другие; неизменные помощники: конь, сабля, песня; арест и ссылка с отцом Юлаем на пожизненную каторгу в Рогервик; думы Салавата о родине.
  Во всех песнях, запечатлевших бессмертный образ Салавата, искрится неувядаемый оптимизм, пафос борьбы; в них утверждается идея бессмертия народа и его героев:

Не звезда ль на лбу мухортого коня Салават водил полки отважных,
Освещает путь ему в ночи? Быстрый конь, ярясь, под ним играл.
Хоть и схвачен Салават врагами, Имя храброго из самых храбрых
У его друзей остры мечи. Выбьют ни скале твоей, Урал.


  Если имя ненавистного Тевкелева «словами проклятья врезано в скалу», то имя Салавата, как легендарного героя, бережно хранится в сердце и памяти народа. «Он был не только военным, но и духовным вождем своего народа»,- писал Н. Н. Фирсов. Таким Салават и изображен в народной музыке: в одной из песен он – не знающий страха воин-герой, в другой – поэт и мыслитель. Ф. Д. Нефёдов следующим образом описал певца, исполнявшего песню о Салавате, и свои впечатления от нее:
  «Ямщик пел о Салавате, любимейшем башкирском герое и батыре, который в семидесятых годах прошлого столетия поднял свой народ с целью освободить дорогую родину от власти хищных иноплеменников. Невозможно передать, с каким увлечением, с какою страстностью пел джигит: песня всецело завладела певцом и унесла его далеко, далеко; он позабыл себя, забыл весь мир… Своеобразен и дик был напев этой песни: в нем слышались и необузданная вольность, с несокрушимой энергией и отвагой, и призывный клич народного вождя, и потрясающий душу вопль отчаяния, сменявшийся глухими стонами погибающих и переходящий в беспредельно широкое уныние. Горы и лес, внимая певцу, сотнями голосов повторяли слова песни и торжественно свидетельствовали, что они хорошо помнят Салавата. Мне послышался топот бесчисленного множества лошадиных копыт, тысячи грозных всадников, будто неслись прямо на меня, и по ущельям гор, из края в край, прокатился громовой хор: «Салават идет! Айда!..».
  И на Даля, и на Нефедова сильно подействовала башкирская песня в исполнении ямщиков. А на йыйынах, различных массовых торжествах всегда выступали бродячие певцы и сэсэны, так называемые байгуши, репертуар которых состоял исключительно из исторических песен и кубаиров. Это явление привлекало внимание не только русских исследователей, но и иностранных любителей башкирской экзотики. Венская газета, например, писала: «Особенность Башкирии – обилие странствующих певцов, которые слагают легенды и народные саги, ярко рисующие судьбы башкир, их войны за свободу, их страдания под чужим игом в поэтических и очаровательных стихах».
  Д. Н. Мамин-Сибиряк во время путешествия по Южному Уралу встретил бродячего певца, слепого старика по имени Надир. Вот как он описывает выступление этого байгуша:
  «Около него образовался круг. Байгуш Надир посадил рядом с собой своего мальчика, настроил балалайку и заиграл какую-то монотонную грустную мелодию, а потом запел дрожащим старческим голосом… Бураков прекрасно говорил по-башкирски и переводил нам дословно все:
  «О, проклятый, проклятый генерал Соймонов,- пел старик – Ты построил город Оренбург… Проклятый генерал Соймонов, ты поставил на горе двенадцать каменных столбов, на каменных столбах поставил двенадцать железных шестов, а на шесты посадил двенадцать башкирских старшин, лучших башкирских старшин, проклятый генерал Соймонов. Тут же на горе ты собрал три тысячи лучших башкир и отрезал им уши, другим отрубил руки, а четыреста человек повесил, кого за шею, кого за ребро. Вот какой ты, проклятый генерал Соймонов!.. А башкирские старшины сделали всего только одну ошибку – поверили тебе. Ах, если бы все башкиры думали как один человек, они никогда бы не поверили проклятому генералу Соймонову!..»
  Плачущий речитатив невольно захватил всех. Что-то было особенное во всей картине, точно в самом воздухе реяли незримые г1ени посаженных на кол башкирских старшин, повешенных и изувеченных. Народная песня, как любящая мать, вспоминала погибших своих детей, а байгуш Надир долго лежал, припав головой к земле. Песня передавала историческое событие, перемешав имена…».
  Как известно, с 1798 года башкиры были объявлены военным сословием, а территорию Башкирии поделили на кантоны.
  В этот период многим кантонным начальникам были посвящены различные песни. Одни из них создавались в порядке исполнения желания кантонного правителя певцами из его окружения; другие же возникали в народной среде с нежелательным для правителя содержанием. Песни первой группы, созданные по найму или принуждению, за редким исключением, стояли невысоко с музыкально-поэтической точки зрения и не стали народными. Их исполняли лишь при жизни кантонного начальника на контролируемой им территории. Ярко блистали произведения высокоталантливые, истинно народные. В них давалась реалистическая ха­рактеристика кантонному главе – ставленнику самодержавия. И эти песни не ограничивались территорией одного кантона, они распространялись по всей Башкирии и за её пределами. И в современном репертуаре сохранились такие песни из этой группы, как «Кулуй-кантон», «Кагарман-кантон», «Абдулла-ахун» («Ахун с саблей»), «Тухфат» и многие другие.
  В песнях через конкретные личности Кулуя, Кагармана, Абдуллы и других одновременно можно видеть отдельно взятого начальника и в его лице типично отрицательный образ местных правителей вообще.
  Вот Кулуй-кантон. Судя по преданиям, он стоял у власти 25 лет и был в свое время одним из самых богатых феодалов. Кулуй имел косяк лошадей в тысячу голов, держал пять мельниц. Своевольный и свирепый кантонный владыка, верно служа царю, вместе с начальником канцелярии военного губернатора Оренбургской губернии, известным своей безудержной жестокостью по отношению к башкирскому населению Ермолаевым А. Т., нещадно теснил народ. И в песне выражено презрение народа к жестокому начальнику кантона и его сподвижнику Ермолаю.

Жесток Кулуй, высок Кулуй-кантон,
Схож, долговязый, с коноплею он.
Привыкли кровь народа проливать,
И Ермолай, и сам Кулуй-кантон.

Перевод П. Милованова

  В песне русский царизм – главный виновник того, что Башкирией управляют такие деспоты-феодалы, как Кулун-кантон и ему подобные эксплуататоры:

Кантон идет, говорят, кантон идет,
От прибывших кантонов мы измотались:
Свирепых кантонов ставит, оказывается,
Российским называемое царство.

  В песне «Абдулла-ахун» бичуется оренбургский ахун Абдулла Давлетшин (умер в 1883 г.), который, «сменив чалму на фуражку», «зеленый жезл мечети на саблю», стал начальником кантона. За • свои заслуги перед самодержавием он получил в награду медаль. А народ наградил его всеобщей ненавистью, вынес в своей песне справедливый приговор:

Абдулла-ахун, грабя народ,
Голод принёс в страну,
Страна не выдержит злодеяния,
И бросит однажды его в огонь.


  В 1865 году кантонную систему в Башкирии упразднили. Как поётся в песне «Караван-сарай», «кантоны, получив указ, сняли сабли, стали штатскими». Но многие из них не хотели расставаться с символами прежней власти. Едко подмечено это в песне «Кагар- ман-кантон»: чванливый начальник Кагарман Бурангулов никак не хотел мириться с упразднением кантонов в крае и продолжал носить саблю – «мол, и поныне он кантон». В песне говорится, чти Кагарман специально ездил в Петербург с ходатайством о восстановлении кантонной системы в административном управлении Башкирии.
  Песня «Кагарман-кантон» – образец народной сатиры, она выделяется идейно-художественной оригинальностью и своеобразием формы; в ней мастерски переплетены и разрешены две темы.
  Кагарман в глубокой печали, «он ночи не спит, вспоминая кантон». А народ смеётся над Кагарманом, у которого отняли саблю.
  Разумеется, в своих песнях, как и в изустной литературе в целом, народ не ограничивается осуждением злых правителей, он хотел видеть и «справедливых» начальников кантонной администрации. В этом отношении характерна песня «Сибай-кантон».
Согласно преданию и некоторым архивным материалам, Шаяхмет Сибаев, 1822 года рождения, учился в русской школе; после службы в башкирских войсках, в 1853 г. назначается начальником Гамьян-Катайского кантона. О нём, как о справедливом начальнике, слагали песни.
  «Сибай-кантон» – один из прекрасных образцов башкирской народной поэзии и музыки. По-видимому, песня издавна пользовалась большой любовью, потому что С. Г. Рыбаков из всех песен о кантонных начальниках записал только её и включил в свою книгу «Музыка и песни уральских мусульман».

Часть исторических песен составляют военные и походные песни.


  В период деления Башкирии на кантоны (1798 -1865 годы) действовали регулярные башкирские войска со своей национальной формой, своим оружием. Каждый башкир в возрасте от 17 до 40 лет, способный держать в руках оружие, должен был отслужить в армии.
  Учреждение в Башкирии кантонов и привлечение населения к военной службе не было чем-то непривычным для башкир. Они издавна принимали участие в различных военных походах. В начале XVII в. (1606 – 1610 годах) башкиры воевали против польских интервентов, находясь в народном ополчении Минина и Пожарского; при Петре I они принимали участие в различных военных сражениях. В 1760 году, воюя в составе русской армии против войск прусского короля Фридриха II, башкиры побывали в Берлине, затем с боями преследовали калмыков (1771 год), позднее (1787 – 1789 годы.) участвовали в походе против шведов.
  Все эти дальние и длительные походы не могли, не отразится в народном творчестве, в песнях. Но до нас дошла лишь небольшая их часть, и то относящаяся только к прошлому столетию. Особенно примечательны песни о сторожевой службе башкир на Оренбургской пограничной линии (по рекам Тоболу и Уралу до Каспия): «Армия», «Уил» и другие; песни об Отечественной войне 1812 года: «Вторая армия», «Французская песня», «Эскадрон», «Рыжий конь со звездочкой на лбу», «Кутузов», «Командир Кахым» и многие другие. В песнях освещены основные моменты военной службы: уход в армию, линейная служба, походная жизнь, война, смерть, победа, возвращение на родину.
  Линейная служба башкир, длительная и тяжелая, изнурительные военные походы и экспедиции в казахские степи и Среднюю Азию рождали грустные песни тоски о родине, дому и близким. Таковы, например, песни «Армия», «Уил» и «Дикие гуси». Для напева большинства из них характерен драматизм, а для поэтических текстов – своеобразная символика. Вольные птицы, часто дикие гуси или лебеди, служат символическими образами, связанными с родными мостами, с домом:

Смотрю я: гуси дикие летят;
Друзья, ай-хай, друзья мои!
Кому же пух гусиный собирать?
На родину вернуться каждый рад.
Друзья, ай-ах, друзья мои!
Кому не дорога отчизна-мать?


Перевод Н. Милованова

Ропот на тяготы службы особенно ярко проявляется в песне «Армия»:

Бежит дорога вдаль, на Оренбург,
Разносит ветер птичье оперенье.
И служба наша охранять её -
Не служба, а народу разоренье.

  Слово «разоренье» говорит о многом. Все призывники должны были идти на военную службу со своим конем и оружием. А народ вынужден был снабжать армию продовольствием и одеждой.
  У каждой песни, связанной со службой в армии, имеется своя конкретная жизненная основа. Вот песня «Уил» (по названию реки). Уил берет начало в Актюбинской области, течет на запад и, не доходя до Урала, теряется в прикаспийских степях. При исполнении так называемой линейной службы по охране восточных границ России, а также во время походов и военных экспедиций, башкирским кавалерийским частям часто приходилось бывать на этой реке и служить в Уильской крепости. Чувства и переживания солдат, их тоска по родным местам мастерски передаются и в поэтическом тексте песни и особенно в её мелодии, полной драматизма.
  Звучащие в песнях печаль и ропот солдат вызывались не только тяготами линейной службы и тем огромным материальным ущербом, который был нанесен содержанием войск и без того слабой народной экономике, но и политическими мотивами. Линейная служба не всегда проводилась в целях защиты границ, а зачастую она использовалась как средство для подавления народных выступлений против колониального и социального гнета. Башкирские войска нередко вынуждены были принимать участие в различных военных экспедициях и карательных операциях, проводимых в Средней Азии и Казахстане. Так, в 1839 г. под командованием оренбургского генерал-губернатора В. А. Перовского была совершена военная экспедиция за реку Сырдарью, к Кокандской крепости Ак-Мечеть. Об этой экспедиции, повлекшей за собой большие человеческие жертвы, создана песня «Сырдарья», трогательная по своей мелодии и словам:

У Сырдарьи песчаны берега,
Тут наши кони не привыкли жить.
Перовский-генерал нам дал приказ,
Но армия – не лебедь, как ей плыть!

Сырдарья, ай, быстрая река.
Течет она с покрытых снегом гор.
Ай, не вернулись воины домой:
Погибли все в бою за Ак-Мечеть.

  Совершенно иные – бодрые, жизнеутверждающие мотивы звучат в песнях о солдатской жизни, когда служба в армии, как бы тяжела она ни была, преследует интересы родины, связана с её защитой от иноземных захватчиков. Это, главным образом, башкирские народные песни об Отечественной войне 1812 года, имеющие большое познавательное и музыкально-поэтическое значение.
  В войну 1812 г. было выставлено около тридцати башкирских полков, многие из которых в составе русской армия под командованием Кутузова сражались с врагами. Французы за меткость стрельбы из луков прозвали башкир «северными амурами». А патриотические чувства этих «северных амуров» можно было бы передать следующими словами из песни о храбром джигите Аслаеве:

Сосна, чтоб украшать простор, растёт;
Летают пчелы, собирая мёд.
Из-за богатства жадный умирает,
Джигит во славу родины умрет.


Перевод И. Милованова

В песне «Вторая армия» устами старого и мудрого воина патриота выражены напутствие и боевой наказ отцов своим сыновьям, отправляющимся на фронт, благословение их на победу над иноземными захватчиками:

Круглы да быстры у коней копыта,
Не угадать, не предсказать их путь.
И знай: на свете пули не отлито,
Чтобы пробить мужей бесстрашных грудь.

Но оттого, что в руки взял ты стрелы,
Ты не безумствуй, не бросайся зря.
Ты беркутом седым кружися смело,
В борьбе с врагом бесстрашным будь всегда.


Перевод И. Гизатуллина

В народной песне «Эскадрон», записанной Кудряшевым, шедевре башкирского песенного творчества мы встречаемся с образом легендарного голубого уральского камня, о который точил свой булатный меч башкирский конник, уходя на войну с наполеоновской армией. И конник, прощаясь со своей любимой девушкой, говорил:

На войну иду кровавую
За царя, за царство Русское,
За родных и за приятелей,
За тебя и за любовь твою!
Пусть враги узнают злобные,
Сколь могучи наши батыры;
Каковы их сабли острые,
Каковы их стрелы меткие,
Копья крепкие, булатные!..
Я клянусь священной книгою,
И клянусь твоей любовью:
Если – имени башкирского
Ко стыду и посрамлению -
Я забуду должность батыра,
Оробею пред злодеями,
Пусть покроюсь бесславием,
Пусть с тобою ни увижусь,
Не увижу милой родины!
Пусть воды Урала быстрого
И кумысу благовонного
Никогда мне не удастся пить!..


  И башкирский воин с честью выдержал клятвенное слово, данное родине и своей любимой.

  Отечественная война 1812 года, явившаяся суровым испытанием для всей России, укрепила дружбу башкирского и русского народов. Тема традиционной дружбы, патриотический подъем, и героический дух солдат пронизывают башкирские народные песни о войне с наполеоновской армией. В песне «Кутузов» воспевается слава великому русскому полководцу, в составе армии которого сражались и башкирские воины. Радость одержанной победы над врагом выражена в кавалерийской песне «Любизар»:

Наполеона знали мы,
Да и Париж видали мы,
Когда французов побеждали,
Землю потрясали мы.
Любезники, любизар,
Молодчина, молодец!

  Образ воина-героя, наделённого яркими национальными чертами, показан в песне «Командир Кахым», посвященной командиру одной из башкирских частей. Он изображен энергичным, ум­ным и волевым руководителем солдат. Напев узун кюй вольный, свободный, и начинается он с фазы диапазоном почти в две октавы, как бы намечающей широкий горизонт песни. И на этом фоне выражается печаль солдат по поводу безвременной утраты командира (Кахым-туря после войны, возвращаясь со своей частью на родину, по неизвестной причине умирает в городе Влади­мире).
  В популярной песне «Баик» рассказывается о последнем этапе Отечественной войны – о том, как башкирский народ с радостью и ликованием встречал возвратившихся домой воинов славной кутуювской армии-победительницы.
  В первой половине XIX века в знак благодарности башкирским поискам за их военные заслуги, в Оренбурге началось строитель- Ч1К) Караван-сарая. Печальная история с его постройкой легла в основу народной песня «Караван-сарай», замечательной по своей мелодии, глубине мысли и непревзойденному поэтическому масюрству.

Качает и крушит, плечи расправив,
хай, плечи расправив,
Ломает камни для дворца,
хай, в горах.

Майор сказал – зданье для нас,
хай, зданье для нас,
Так как героями были в войне,
хай, на полях сражений…. 


Так начинается песня, а звучащее дальше глубокое разочарование народа, обманутого царизмом, имеет свою историю.
  С Караван-сараем, возводившимся по проекту архитектора А. П. Брюллова, связывалась надежды народа на учреждение в Оренбурге культурного центра. (Во дворце должны были разместиться I гостиница для приезжих башкир, а также школа для башкирских детей). Расходы по строительству Караван-сарая целиком были возложены на плечи народа. Были собраны крупные пожертвования, в сооружении дворца приняли участие десятки тысяч башкир. Но мечта народа не сбылась: в 1841 году, после окончания строительства, Караван-сарай был занят под канцелярию командующего башкирскими войсками и частично под казармы…
  Любопытно, что в одной исторической рукописи высоко оценивается доблесть башкирских войск, участвовавших в Отечественной войне 1812 г., сообщается, что о ратной храбрости башкир с большим интересом писали некоторые немецкие и французские поэты, писатели, а также художники. В ней же утверждается, что башкирские кавалеристы посетили театр в городе Веймар, где их приветствовал великий немецкий поэт Гёте. В ответ башкиры подарили ему лук со стрелами. Гёте хранил их дар в своей квартире и, будучи уже в преклонном возрасте, во время прогулок в саду, тешил себя стрельбой из этого лука. В рукописи сообщается также, что друг поэта Эккерман в свое время писал об интересе, проявляемом Гёте к башкирам, а через них – к другим восточным народам.
  Некоторые из владеющих грамотой башкирских воинов и сами пытались оставить память о великой войне против наполеоновской армии, чаще всего прибегая к форме стихотворных посланий. Войсковой мулла Якшигул, сын Зианчуры, отправил из Парижа послание на родину, некоему Мусе, сыну тархана Кучука. В стамбульской рукописи приводится четверостишие из этого письма, муна-жата по своему содержанию:

Скорбь, какая’ С родиной разлучила ты нас судьба,
Каждый день бога мы без устали молим возвратить нас домой
Богу мы, доверяясь, пустились в опасный путь,
Ангел пусть нас защитит, разверзнув свое седьмое небо


  Патриотические чувства и мысли, так образно выраженные в устно-поэтическом творчестве, естественно, вызваны беззаветной преданностью людей родине, постоянной заботой о ее защите. В то же время идею патриотизма трудового парода, живущего под социальным и национально-колониальным гнетам, было бы неправильно рассматривать в отрыве от народно-освободительных идей. Формы поэтического выражения патриотизма в башкирских песнях различны, но главная суть одна: патриотизм тех времен представляет собой сочетание в едином целом двух противоположных друг другу идей,- любовь к родине, гордость за неё и готовность защищать её, с одной стороны, сочетаются с ненавистью к существующим на родной земле несправедливым общественным порядкам и с протестом против социального и национального неравенства,- с другой. Разумеется, эта большая целостная идея проводится в песнях на разном уровне, на разной глубине.
  В группе песен о социальной жизни и быте чувства патриотизма выражаются тоска человека, вынужденного скитаться по чужим краям в поисках счастья, потому что, как говорится в песне «Летнее кочевье»: «Земля, на которой родился и вырос, прекрасней земли, усыпанной золотом и серебром».
  Подобными переживаниями пронизаны песни «Гайса-скиталец», «Ельмерзяк», «Мужчина», «Не кричи, кукушка», «Кукушечка», «Дикие гуси», «Ишмурза». Для них всех характерна образная символика, что можно видеть на примере одной песни, записанной в 1840 г. преподавателем Оренбургского кадетского корпуса Мирсалихом Бикчуриным:

Если б встретил зовущую кукушку,
Не упустил бы я ее
Если б хоть раз увидеть родную землю,
Не пожалел бы даже жизни я

  Содержание значительной части башкирских народных песен составляют размышления над жизнью, мысли о природе, связанные с живым её ощущением. К этой же группе относятся песни о социальном неравенстве и несправедливости.
  В песне «Степной Яркей» («Ялан Иэркей») есть четыре строки, полные философского смысла. Там в форме вопроса и ответа даётся оценка жизни:

Золото ли этот наш мир?
Серебро ли этот наш мир?
Мужчине с золотыми мыслями
Медным кажется этот мир!


  Жизнь только внешне кажется золотой или серебряной, а на самом деле – «медная». Золотой жизни ещё нет. Она существует пока только в мечтах лучших мужей, не теряющих веру в то, что такая жизнь когда-нибудь я наступит.
  Но почему жизнь не «золото», а «медь»? Многие народные песни на общественно-бытовые и даже любовные темы пытаются дать на это ответ: «мир разделен на бедных и богатых». И мучительные переживания человека труда, вызванные социальной несправедливостью, изливались в песне.
  В большом и богатом репертуаре старинных лирических песен наряду с песнями, полными оптимизма, можно наблюдать и такие, которые содержат нотки бессилия человека перед лицом социального зла:

Проснулся утром густой туман,
На мир не падают солнечные лучи
Подавили меня жизненные заботы,
Кровавые слезы текут из глаз


  В целом же общей природе башкирского народного творчества, как изустной литературе любого другого народа, не свойственны мотивы покорности и непротивленчества.

В некоторых песнях человек связывает причины своего несчастья с волей аллаха:

Посеял пшеницу – поспели колосья,
Но ветер осыпал их.
Чем я только прогневал бога:
Все мои молитвы напрасны.


А другая песня «успокаивает» несчастного крестьянина:

К волнам Идели склоняется ива,
Волнам ее тени приливом не смыть
Судьбу, что на лбу у тебя написана,
Невозможно рукой стереть

  Но основной фонд башкирских народных песен, вместе с показом трудности жизни в классовом обществе, учит людей не теряться, не поддаваться унынию, с надеждой смотреть в лицо будущему.
  Песни учили человека быть мужественным и терпеливым, сдержанным и честным, с любовью относиться к друзьям и уметь ненавидеть врагов.
  В конце XIX века вместе с ростом горнозаводской промышленности на Урале появилась социальная прослойка крестьян-зимагоров, которые в поисках «счастья» уходили на отхожие промыслы. С развитием отходничества связано появление так называемых зимогорских песен (зимагор йыры), которые широко представлены в устной поэзии башкир и татар. В песнях зимагорского цикла выражены настроения и взгляды людей, только что оторвавшихся от деревни и не успевших ещё по-настоящему приобщиться к промышленному труду, к городской жизни.
  Отдельный цикл башкирских народных песен составляют песни о людях, сосланных на каторгу, заточенных в тюрьму или скрывающихся в Уральских горах за неповиновение властями или выступление против помещиков и баев. Песни такого типа возникли главным образом в первой половине XIX в., когда бесчинствовала военно-административная власть при системе кантонного управления Башкирией. Самые распространенные из них: «Буран-бай», «Бииш», «Ханака», «Гумеров», «Шагибарак», «Юрка-Юнус». Эти песни истинно народные: в них выражено сердечно-тёплое, благожелательное отношение народа к смелым людям, которые пострадали за общественное дело, а также чувство привязанности и преданности народу самих невольников или беглецов. Благодаря такой взаимосвязи, социальный протест звучит в них громче. Песни сложены в виде краткого описания судьбы человека «вне закона» – бунтовщика или мятежника, скрывающегося в горах и лесах, или сосланного на каторгу. Буранбай из ссылки присылал трогательные письма. Этим эпизодом и начинается текст песни о нем:

Листы, листы да белые листы,
То Буранбай нам письма написал
Когда в письме слова его прочли,
Все плакали в ауле – стар и мал


Перевод И Гизатуллин